Катакомбы (Волны Черного моря - 4) - Катаев Валентин Петрович (читать полную версию книги .TXT) 📗
Несколько раз Петр Васильевич просыпался от холода. Вокруг свистел ветер, и дуло из всех щелей. Ему с трудом удавалось согреться и заснуть опять. Дружинин разбудил его в седьмом часу утра. Светало. Со слухового окна уже была снята светомаскировка. В круглой дыре виднелось пасмурное, до синевы озябшее небо.
И вдруг сотни труб, как огромный орган, зазвучали над крышами города. Это была воздушная тревога.
Петр Васильевич подошел к окну и увидел поверх домов свинцовую полосу моря и красную полоску Дофиновки, освещенную мрачным, как раскаленное железо, только что взошедшим из моря солнцем. Солнце появилось на один миг и тотчас исчезло в гряде грифельных, низких туч, гонимых ледяным норд-остом. И над Дофиновкой, среди бегающих звездочек зениток, Петр Васильевич опытным глазом артиллериста увидел эскадрилью тяжелых советских бомбардировщиков, идущих из Севастополя курсом на арки бывшего Александровского парка, на неприятельскую дальнобойную батарею - ту самую, о которой несколько часов назад Дружинин радировал в центр на основании сведений, полученных от Петра Васильевича.
20. В КАТАКОМБАХ
Какая это была странная, ни на что не похожая жизнь, как утомительно двигалось здесь время! Иногда можно было подумать, что оно остановилось. Прошло много дней, прежде чем Петя научился понимать, что сейчас: утро, день, вечер или ночь. Здесь всегда была ночь. Может быть, вечная ночь? Нет! Ночь, пусть даже вечная, всегда имеет свое особое, ночное течение. Здесь же не было никакого течения. Здесь все было неподвижно, кроме людей. Когда бы ни посмотрел Петя вокруг себя, он видел все одно и то же: неподвижные каменные или земляные своды, покрытые неподвижной вековой пылью, темный, неподвижный воздух, совсем слабо позолоченный одним или двумя огоньками светильников, неподвижных, как отражение в черном льду. А дальше все тонуло в непроницаемом мраке.
Но не только поэтому в первые дни жизнь казалась Пете такой тягостной и странной. Он чувствовал себя забытым, осиротевшим. Может быть, он убит. Может быть, его давно уже не существует. А что с матерью, с сестрами, с бабушкой? Может быть, они тоже все погибли, задавленные в бомбоубежище развалинами их громадного многоэтажного дома. Может быть, фашисты уже ворвались в Москву... Эта мысль неотступно преследовала мальчика. Он не мог избавиться от нее даже во сне. Любовь к матери, которую он как-то раньше в себе не замечал, настолько она была постоянной и привычной, теперь вдруг с небывалой силой овладела всем его существом. Ему так не хватало мамы, так мучительна была разлука с нею! Она постоянно ему снилась, а если и не снилась, то всегда как бы таинственно присутствовала в каждом его сне, всегда была, невидимая и неосязаемая, где-то совсем близко, обдавая своим теплом, нежным запахом волос, неощутимо перебирая прохладными пальцами его волосы.
Самое страшное, самое тягостное заключалось в том, что наверху были фашисты. Стоило только выйти из катакомб наверх, как человек сразу попадал в страшный мир фашизма. В этом мире нечем было дышать. Мрак охватывал душу. Свободная воля и светлый человеческий разум цепенели. Человек превращался в животное, в раба. Мальчик не мог этого не знать, не чувствовать - ведь он жил в такой жуткой близости от своих смертельных врагов! Иногда ему казалось, что он даже слышит над головой их глухие шаги. Одно лишь сознание этого могло превратить жизнь людей в катакомбах в вечную пытку. Так бы и случилось, если бы люди в катакомбах просто жили, скрывались. Но Петя знал, что люди жили под землей совсем не для того, чтобы просто скрываться. Они скрывались для того, чтобы жить. А жили для того, чтобы неутомимо бороться с врагом.
В первые дни жизни в катакомбах Петя еще не понимал, в чем заключается эта борьба. Люди двигались в темноте штреков с фонарями, ложились спать, вставали, варили обед, получали по норме сахар и махорку, уходили с винтовками куда-то на посты, возвращались, мылись, пришивали пуговицы, чистили бачки и миски, откуда-то приносили воду. Все это очень мало походило на деятельность подпольной организации. Петя представлял себе дело по-другому. Однако очень скоро он стал понимать истинный смысл происходящего в Усатовских катакомбах.
Пока устраивали подземный лагерь - размещали продовольствие, боеприпасы и людей по пещерам, связанным между собою штреком, - на Петю почти не обращали внимания. Следили только, чтобы он не отходил в сторону. Если случалось, что он от нечего делать брал фонарь и начинал бродить по штреку, с любопытством и страхом осматривая подземные пещеры, то непременно кто-нибудь кричал:
- Эй, хлопчик, а ну, вертайся назад! А то наделаешь нам хлопот. Будь все время на глазах. Займись каким-нибудь делом.
Мало-помалу он стал заниматься делом. Вместе с Валентиной он помогал перетаскивать ящики, чистил картошку, заправлял фонари "летучая мышь", подметал помещения.
Скоро он познакомился со всеми людьми, узнал, где кто помещается, и составил себе представление о характере каждого человека, а главное - понял, кто какие исполняет обязанности, какими интересами живет лагерь в целом, и сам втянулся в эти общие интересы. Петя уже знал, что главным человеком, хозяином является первый секретарь райкома товарищ Черноиваненко, которого он, по примеру Валентины и на правах мальчика, называл "дядя Гаврик". За товарищем Черноиваненко по своему значению следовал Платон Иванович Стрельбицкий - человек строгий, пугавший мальчика своим необыкновенным ростом и стремительными движениями, когда он, вдвое согнувшись и придерживая за спиной маузер в деревянной кобуре, громадными шагами шел по низкому штреку выполнять какое-нибудь поручение Черноиваненко и огромная тень его спины заполняла весь подземный ход. Равным ему по значению был в глазах мальчика также Серафим Иванович Туляков, помещавшийся со своими партизанами отдельно, в самой дальней пещере. Туляков появлялся часто и всегда по делу, связанному с боевой подготовкой: сначала записывал номера пистолетов и винтовок, потом постоянно проверял их сохранность, вел постовую ведомость, назначал на дежурства и однажды назначил Валентину и Петю дневальными, также записав их в ведомость. При этом он спросил Петю:
